Взрослеть-значит стареть

[Tokiossi]

Взрослеть-значит стареть
Автор: Piero_Tokiossi
Бета: Кириэ-сан

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Персонажи: Джотто/Джи, Джотто/Козарт Шимон

Рейтинг: R
Жанры: Ангст, AU, Драма, Философия, Психология, Слэш (яой)
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Взрослеть - значит стареть. Это Аксиома.
Его красные волосы – признак огня, разрушительного, горящего внутри. Татуировка –символ этого самого огня. Его пламя, атрибут- такое же разрушение. Это его жизнь, его…
Разрушение. Повторяя это слово, я вслушиваюсь в каждую звучащую букву в этом слове. Для меня каждый звук и синоним этому слову ассоциация с моим Ураганом. Прежде всего, друга, но как же часто хотелось переступить черту, ведь я знаю, знаю наверняка, об этом переступленном пороге никто бы

Посвящение:
Писалось по заявке Ванильный Бьякуран
"Джотто/Джи/Козарт Шимон. Странная тяга к красно-рыжим волосам, почти фетиш. "

Публикация на других ресурсах:
Где хотите. Мне все равно. Вряд ли сие бред кому-нибудь понадобится...


Примечания автора:
Писать сие работу было здорово, словно расправил крылья и высказал свои мысли, свое отношение к некоторым аспектам.


Его красные волосы – признак огня, разрушительного, горящего внутри. Татуировка –символ этого самого огня. Его пламя, атрибут- такое же разрушение. Это его жизнь, его…
Джи мой хранитель и правая рука. Он всегда слишком близко ко мне, но в то же время слишком далеко. Расстояние, дистанция длинною в вытянутую руку, а порой - всего лишь ладонь. Слишком строгий к себе, к другим, но никогда – ко мне. Друг, защитник и … Вопрос даже не ставится ребром, вопрос просто отсутствует. Есть недоговоренность, есть догадки, попытки, приказы, но нет – определенности. Самого главного. Нет этого самого огня. Нет того простого обожания. Лишь здравая дружба. Сдвигать барьеры не для нас. Мы те, кто их возводим для окружающего нас мира. И одновременно жалко, противно, радостно, что мы не возвели их между собой. Что с нами становится? С возрастом мы стареем – это аксиома. Но сейчас, я думаю, она не имеет значения. Хотя для Джи всегда все имеет значение. Каждая цифра, слово. Правда. Каждая правда имеет значение, и, наверняка, он уже прочитал и эту правду. Правду мудрого Вонголы. Правду влюбленного мальчишки, именно мальчишки, затаившего все внутри. Его глаза читают меня насквозь. Он всегда рядом и слишком хорошо знает эту ту самую горькую, почти подростковую, обиду. Мы же уже «взрослые». Нам всего по 20 лет, а мы уже постарели, не просто повзрослели, а, именно, постарели. Это кажется незаметным. Но это все меняет. В соотношении с другими людьми того же возраста, мы старики. Обидно, все же. И мы прекрасно знаем цену чувств. Он знает, читая в моих глазах, а я узнал, когда впервые осознал их.
Правда не все чувства, можно контролировать. И я остаюсь человеком, хоть мне приходиться возвышаться над самим собой, требовать от окружающих меня верных подчиненных что-то, что выходит за грани понимания нормального человека. Сам факт нашего существования выходит за рамки человеческого понимания, а точнее наши методы. Но я так и не разучился быть человеком. И преодоление слабостей никогда не давалось мне легко.
Козарт был тем звеном, что отчасти воздействовало на меня и плохо и хорошо. Плохим был факт, что с ним я поддался навстречу чувствам, сдался и позволил плыть по течению, не предполагая, чем это может обернуться в будущем. А Джи ему просто не доверял. Ни доверял ни этим ярко-красным глазам, волосам с бордовым – умиротворяющем оттенком, ни спокойствию. Он не замечал, как мы с Козартом были похожи. Ему не хотелось замечать. Но именно Шимон был тем, кто проводил со мной все оставшееся время. Он не был ни правой рукой, ни надежным человеком, я не осознавал до конца последнее, пока не начал здраво судить. Хоть и лицо его всегда почти выражало непоколебимую уверенность, внутренне он был шатким, словно стул на трех ножках, стоящий на спинах трех слонов. Правда, странное сравнение? Но именно это абсурдное сравнение кажется точным определением сердца Козарта. Хотя было одно исключение. Когда дело казалось семьи, он брал себя в руки и становился по силе равным мне. Ведь сила измерялась в решимости: в нашем случае, решимости защищать семью, защищать всех кто дорог нам.
У Шимона тоже были красные волосы, но они не выражали внутреннего огня. Внутри него было скорее созидательное, чем разрушающее пламя. Пламя солнца. Спокойствие заходящего, закатного солнца, приносящего покой измученным жарой путникам, успокоения после дневных забот, мыслей. То самое солнце, теплое, не палящее как дневное, и не холодное, как утреннее, а именно закатное. А кто он был для меня? Он был другом, но эта граница была фантомной. Ненастоящей. Мы позволяли друг другу вещи, которые не позволяли бы себя друзья, но и наслаждались малым, чем насладиться любовники не могут. Наши отношения тоже не были похожи на ураган, разрушающий, влекущий за собой полный хаос, тот же самый закат невидимым заревом окутывал наши произвольные касания, наши непозволительные беседы, намеки, мысли. Спокойствие двух солнц. Властного, возвышающегося в дневные часы над окружающим миром, светила, и закатного, проистекающего из дневного, которое способно дать прохладу – спасения от зноя. Мы сменяли друг друга ради самих же себя. Но в наших отношениях все так же сохранялась позиция старшинства за мной. И становилось то ли горько, то ли сладко от мысли, что по моей просьбе он всегда был рядом, настолько, что даже Джи нервно косился и сжимал кулаки. Огоньки ревности, чувства предательства собственной преданности то и дело отражались в его глазах.
Разрушение. Повторяя это слово, я вслушиваюсь в каждую звучащую букву в этом слове. Для меня каждый звук и синоним этому слову ассоциация с моим Ураганом. Прежде всего, друга, но как же часто хотелось переступить черту, ведь я знаю, знаю наверняка, об этом переступленном пороге никто бы не узнал, никогда. Джи не стал бы трепаться о таких вещах. Только бы выдуманные им приказные успокаивающие нотки слетали с моих губ. Но я ведь никогда не чтил его слугой. Он был для меня Другом, прежде всего. Человеком, на которого я мог положиться.
Когда это случилось, я сорвался. Словно зверь с цепи, которого держали под прицелом, в тесной клетке, на свободу. Собственную свободу чувств. Я не понимал, что тогда случилось, но все казалось чем-то запретным, неправильным, противоестественным, а вместе с этим, вводящим в некий транс. Это словно выпить залпом крепкого саке, когда резко почва уходит из-под ног и остается от обжигающей горечи, пронзившей на мгновение разум, горло, сменяющейся разливающимся опьяняющим теплом по всему телу, лишь упасть. Неизвестно куда, тогда становится все равно. Разрушение. Это именно то разрушение души, добровольное, в некоторой степени мазохистское. Целовать, жадно, словно впитывая нектар жизни, живительный нектар. И еще раз, покусывая, заново по всему телу. Он разрушает меня изнутри. Мой Ураган. Джи. Позволять ему несмелые ласки, сначала - не понимающие, но потом сменяющиеся на такие же страстные, как мои. Позволять ему, вздрагивающему от вспышек экстаза телом соприкасаться со своим. Чувствовать этот жар, этот огонь, опять же разрушающий. И остается лишь молиться всем мыслимым и не мыслимым богам, чтобы не сойти с ума. Сгорать, вновь и вновь в этих глазах в этом построенном вакууме чувств и эмоций, с каждым проникновением. Ни стыда, ни жалости, ничего. Это оглушает, ни пропускает, ни звука, и ты не осознаешь, кричишь ли от наступающего разряжения или нет. Не осознаешь и громкости стонов Своего Собственного и Личного Разрушителя. Просто есть это наслаждение друг другом. Разрушающееся Солнце и Согревающий Ураган, сливаясь, они не могут ничего образовать. Никто не знает, что будет тогда. И я не знал, что будет дальше. Не предполагал. Не смог. Я не Смог? Я проклял себя за это. Он уходил, так же разрушая все. И своим возвращением так же разрушал. Огонь. Мимолетно коснуться татуировки. Но он, словно бы поставил тогда границы. Не я поставил, а именно он. Он остался другом и правой рукой Вонголы. Со временем черта стерлась, но если она так долго держалась, она остается призраком, прошлым, которое ты помнишь, знаешь, учтиво молчишь о нем, но не поступаешь как ребенок, которые не учатся на собственных ошибках.
А ведь толчком ко всему был всего один случай, заставивший тогда провести эту нужную вынужденную черту. Козарт. Мой личный Закат. Мой советник. Мой… Был ли он моим? Казалось бы нелепость. Он и Спейд. Спейд – изворотливый, ему вряд ли кто-нибудь что-то доверит до конца, но я полагался на него. Хоть он и не был в восторге сам. Туман, скрывающий, отводящий глаз. Иллюзионист высшего класса. Я мог положиться на него, но все в семье были против его принятия. И особенно протестовал Джи. О чем думал Спейд, когда поймал Козарта в коридорах? О чем думал, когда затащил в ближайшую комнату? Мне даже не надо было спрашивать его. Он сам дал ответы. Я не понимал его. Когда они закончили…
Я бы скривился от этой фразы, если бы эта эмоция омерзения не пропала со временем, выветрилась, как открытая бутылка хорошего вина. Он.. видел…все.
Он вышел, даже не нацепив мундира на белоснежную рубашку, вальяжно выправленную из узких брюк, хитро ухмыляясь, и, держа в чисто американской манере форменный пиджак с погонами за спиной, сказал:
-Мне было скучно. У вас тут чертовски скучно в Вонголе. Пора добавить интриг. – он исчез, растворился в мороке фиолетового дымка, как полагается иллюзионистам. Для чего такие люди нужны Вонголе? Зачем эти хитрецы в праведной организации защищающей обездоленных, слабых? Зачем героям на руках «черные» неблагодарные масти? А то, что на самом деле не бывает добра без зла. Это только в сказках рыцари, в комиксах – герои могут все: и мир спасти, и человечество уберечь, и вообще они самые –самые. Я прекрасно осознаю, что метод «зло против зла» необходимы. Каждый добивается справедливости и честности своими путями. И в любом успешном пути есть свои подводные камни. Свои тайны, такие как Деймон Спейд.
-Интриган. – лишь проговорил я, спокойным голосом. О чем я думал тогда? Разрушение вновь. Но неприятное, царапающее, бьющее острым топором изнутри, по венам, отсчитывающее удары сердца. Но я Босс. И, возможно, это и стало тогда моим стержнем. Чтобы не показать ни одной эмоции. Не показать ни намека на слабости. Но… Оставалось это пресловутое и чисто человеческое «но», что не превращало меня в своеобразного ледяного монстра. И это «но» - чувства. Скрытые за властной маской. Трезво оценивая ситуацию, я осознаю, когда начал взрослеть, а потом резко стареть, но это происшествие с Козартом и Джи стало толчком, чтобы перескочить сразу через две, а то - и четыре ступени невидимой лестницы познания, опыта.
Взрослея, мы стареем – это аксиома. И она касается не только внешности, она касается жизненного пути, определения места, своего личного места под солнцем и, конечно же, любви.