Сегодня я начинаю новую страницу в дневниках. Чистую?
Едва ли...



Аки, Кохай - имена, что придумал не я, принадлежат одному человеку.
Он всегда говорил что я дорог ему. Но не давал вечных клятв верности, не признавался в любви.
Он казался мне маленьким и милым существом с миниатюрном сердцем, которое легко разбить.
Легко сломать, человека слишком легко сломать. У людей хрупкие запястья, израненные мечты, потому что еще с детства их приучают не мечтать...
А потом, словно проходят строгий отбор, отбор ведущий в никуда. Отбор не предвещающий ничего, кроме безграничной мечты, веры и надежды.
И Куклы так же мечтают....
Печально для существа вечности. Маленькой вечности, запечатленной на линиях изогнутого матового рта. Печально для блестящей пустоты....
А Кохай? Кохай был тоже живым, настоящим, ощутимым... почти.
И ни кого не будет волновать это почти, потому что кукла научилась ломать слабых своей придирчивой безукоризненностью.
Он был не эстетично горячим, рвано дышал под едва-едва ощутимым прикосновениям холодных, впитывающих тепло, фарфоровых пальцев. Ребенок в своем проявлении, который может показаться взрослым, умудренным, потому что научился пародировать жестоким бульварным крикунам:
"А мир отвратителен" - кричат они, и их крик залетает в окна. Только я не слышу их.
Может я глух.
Да! я глух, слеп, нем, нелогичен. И все я. Пьеро. Пьеро, который слишком надеялся на Кохая, слишком часто забывал, что Кохай всего лишь человек.

А что было его любовью? Что для него Любовь?
И это слепое ожидание святого.
Сломало, сделало ломким, эгоистичным. Пустым.
Словно ребенок, не получив того, что хотел, предавший морали.
***

-Правда отвратительно? - кривая усмешка исказила его обветренные губы. - Ты последний эгоист. - смешок обреченный, болезненный, наполненный сарказмом. Ему больно. Ему нужен был Кохай! И осознание этого приносит невыносимую боль. Ему нужен был тот живой кусочек тепла в этом ледяном царстве воздушных замков. Единственный, кто говорил ему, что Саша еще жив. Что он еще может чувствовать. И чертос-два, ему дались все эти красивые определения любви, морали. Было важно лишь одно. Эта глупая согревающая привязанность. - На перекор всем своим слащавым словечкам о преданности, кукольности, поступил как последняя тварь, как подонок. Бросил! Бросил, когда ему было особенно тяжело. Сволочь. - последние слова он сплюнул в открытое окно , словно мерзость накопилась в его рте, и он попытался освободиться. Он достал неуверенным жестом сигареты. Не хотелось ему смотреть на Куклу - Пьеро, застывшую перед ним, прожигающей пустотой уставившаяся на него. И не хотелось курить, очень отчетливо хотелось сдохнуть. Или выть. выть на луну, словно от этого станет лучше.
-Но я ведь. я ведь... - оправдания были излишни. Он действительно бросил Кохая, по глупой причине, из-за того, что тот не ответил на вопрос о любви, как надо было Эгоистичной кукле. Всего лишь не правильный ответ, а вызвал столько боли и отвращения, что стало больно говорить и писать. Мир медленно раскололся, тихо с хрустом, по каждой части прошлись трещины.
Всего лишь не правильный ответ...