В последнее время это стало почти реальным, мысль о том что он рядом. Сквозь шум толпы, идя по школьным коридорам, забивающимся маленькими бегущими детьми в своих утюженых рубашках, своих идеально черных и серых безликих костюмах, идя сквозь шум громко разговаривающих людей - уже почти взрослых, но еще детей, я вижу его. Он застыл и смотрит лишь на меня. А все заглушает толпа. Все звуки. В руках у него Красный шарик, а в шарике отражается мир одной Перемены. В красном шаре, чуть больше его головы, застывшем в таком же статичном положении, как и сам Рютаро, в бликах рисуется реальность, искаженная в форме шарика. А взгляд у Него - владельца шарика, такой черный, бесконечно глубокий...
гнетущий, и цепляющийся за всю темноту что есть внутри, цепляющийся за все светлое что есть внутри - одновременно. Именно поймав этот взгляд, он немного усмехающийся, но в то же время слишком пустой. Это похоже на Пустоту - предвещающую что-то неописуемое. Но не Рютаро. но мне не улыбается, лишь смотрит своим сосредоточенным взором. И мне кажется, что сквозь этот гудящий шум я слышу его шепот. Его голос.
Он звучит громче, но эта громкость все равно перекрывается. Шум сливается в одно, в одного зверя и я застываю, он шепчет лишь одними губами. он близко, лишь на том конце коридора.
Совсем близко. Держащий в хрупких тонких пальцах шарик. Шарик который отражает его самого, одетого в бесформенную куртку, в свободные штаны, с прорезями на коленях и у бедер, в прощелки этих дыр видно, его тонкие ноги, острые колени.
Он кажется невыносимо тонким. Он будто весь состоит лишь из костей. Наверняка, под широким балахоном прячутся острые плечи с выпирающими косточками. Ключицы, тоже острые, и тоже слишком заметные. И бледнота, фосфоресцирующая бледнота лица лишь глаза, будто бы выглядывают сквозь челку, словно бы два огонька, сквозь завесу, и челка ведь не такая длинная.
Он не обыкновенен. И он шепчет слова той песни, что я запомнил навсегда.
И я понимаю с японского, которого не знаю, на самом деле. Понимаю, что он напевает строчки:
Мы будем вместе писать о Спике.
О звезде? Правда? А потом морок видения растворяется...
Растворяется и в конце коридора нет никого, но никто не заметил что я остановился. Никто не заметил. Перемена на исходе. И, кажется,
я счастлив. Слышать лишь его шепот, сквозь живой, глушащий звук толпы. Слышать его слова...
Я улыбаюсь. Солнце озарило коридор, словно только и ждало моей улыбки, шум почти затих, люди ушли. И я уже не слышал отголосков песни.