что я убил Рютаро. Я плакал во сне, плакал долго и надрывно, помню я был биологом-ученным, который работал над средством, что притупляло энтогенез, и вводило человека в эйфорию. Цель былав том, чтобы добиться бесполезненной смерти. И было невыносимо страшно. Видеть эти счастливые улыбки. Внутри все ныло , сжимаясь. Улыбки заведомо мертвецов. А еще страшнее было увидеть его в списках, осознать.
Я будто бы сошел с ума, и этот неясно размытый мир сна, покрутился из стороны в сторону, выбился из ног, но я лишь взял шприц и сделал укол. Помню улыбку Рютаро. Странно, но я знаю как он улыбается, не помню, как видел эти фотографии где-бы он улыбался, не помню видел ли вообще. Помню лишь какую-то слишком глубокую черноту глаз, его глаз, помню, губы почти не выражающие чувств. Ведь я помню его лишь с картинок на моем экране. Я многи помню лишь с картинок. Но это ведь не важно.
Я думал, что если Рютаро вдруг не станет. Я не знаю, что будет потом, это все равно, что потерять какой-то необходимый элемент.И слезы, глумливо-удушливые слезы, выражают всю пучину заведомого отчаяния. Я ведь никогда не думал, о том что вокалист групп Plastic tree может исчезнуть, ведь даже не представлял жизнь без его голоса, без его личности в песнях.
Никогда, но когда осознаешь это, его исчезновение. Исчезновение того, кто никогда не предавал, точнее исчезновение его музыки, его образа.
Но дело не только в этом. Дело в том, что Рютаро живой, недоступно живой, животрепещущий, цельный и раздробленный образ одновременно, в его песнях его взросление, его перемены мыслей, ведь большинство пишет он для Пластикового дерева.
Я люблю звезд, лишь в их не доступности, при нас они не выходят за рамки отведенных образов. При нас, не видящих их за кулисами и мечтающих о них, они ангелы, темные светлые, но ангелы. Они либо возносят, либо подчеркивают сам ад твоей души. Причем для каждого по-своему.